© Гектор Шульц

Новенькая никому не понравилась. Мало того, что одежонка ветхая и заштопанная, так и внешностью не удалась. Маленькая, плечо одно перекошено и к уху прижато, а ногу правую за собой волочет, как неродную. И глаза… один голубой и задорный, а второй черный, колючий и холодный.
Голосок тихий, робкий. Словно свечки маленькой огонёк. Дунешь, а он и погаснет, в небо сизой струйкой улетит. Руки только крепкие, не девчоночьи: мускулистые, натруженные, загорелые.

С неприязнью посматривали на новенькую девчонки. Кривила пухлые губки красавица Сенцова, шушукались, прижавшись друг к другу, две подружки – Анька и Алёнка, шмыгала сопливым носом Наташка Холобудько – главная активистка класса.
Мальчишки тоже скривились, когда Ольга Арнольдовна вывела новенькую к доске, чтобы познакомить с классом. Поёжился крупный и сонный Степан Колокольцев, встретившись с новенькой взглядом. Вздохнул и по привычке вжал голову в плечи презираемый всеми Стасик Семёнов. Ехидно улыбнулся Гарик Оскоцкий и переглянулся с другом – Шуриком Миттельманом.

- Знакомьтесь, ребята, - перебила шепотки Ольга Арнольдовна и ласково коснулась плеча новенькой. – Надя Безрукова.
- Безногова, скорее, - негромко фыркнул Шурик, заставив усмехнуться Сенцову и Оскоцкого. Взгляд Ольги Арнольдовны похолодел достаточно, чтобы балагур Шурик моментально смутился, заткнулся и отвернулся к шкафу с учебниками.
- Надина бабушка получила квартиру в нашем городе и теперь Надя будет учиться с нами.
- А с глазами у неё что? – перебил учительницу Степан Колокольцев. Новенькая вздрогнула и опустила взгляд на свои неказистые бурки, избегая смотреть на одноклассников.
- Гетерохромия, - тихо ответил ему Стасик и снова вжал голову в плечи. Но привычного подзатыльника от Степана не последовало, и он рискнул добавить. – Это не заразно…
- Ну, это мы еще посмотрим, - протянул Гарик, потом повернулся к Шурику и шепнул тому на ухо. – Дерёвня очередная…

*****

Гарик и Шурик не стали дожидаться конца дня и сразу решили проверить новенькую на «прочность». Сначала Гарик подкараулил Надю возле библиотеки и, когда та вышла, резко пихнул ладонью в спину. Волочащаяся нога подогнулась, и девочка упала, выронив учебники на пол. В этот момент подбежавший Шурик размахнулся и поддев один из учебников ногой, отправил его в ближайшую стену.
- Ну, ты и растыка, - усмехнулся Шурик, наблюдая, как Надя ползает по полу и собирает учебники. Он придержал один из них ногой и глумливо рассмеялся, когда девочка, стиснув зубы, попыталась забрать учебник. – Дю, ущербная.
- А руки чего черные? В говнах поди копалась? – хмыкнул Гарик. Он дождался, когда Надя поднимется с пола и снова пихнул её в спину, заставив девочку упасть. Однако Надя не произнесла ни звука. Молча присела на корточки, снова собрала учебники и быстро спрятала их в сумку. Затем, заправив выбившуюся прядь за ухо, отстраненно улыбнулась и поковыляла к кабинету биологии.
- Выдыхай, Семёнов, - пробасил Степан, повернувшись к Стасику. – Кажись, Оскоцкий новую игрушку себе нашел.
Стас не ответил. Пожевал губы, вздохнул, с жалостью посмотрел на новенькую и отвернулся. Как и все, кто застал эту сцену в школьном коридоре.

На уроке биологии Гарик разобрал ручку и принялся плеваться в Надю жеванной бумагой. Ему помогал и Шурик, который иногда разворачивался, надувал щеки и запускал очередной липкий шарик то в Стасика, то в угрюмого и нелюдимого Васю Кострова. Сенцова с Васильевой тихонько смеялись, обсуждая нехитрую одежду новенькой, а когда та рассеянно улыбалась и смахивала с волос мокрый бумажный шарик, смех становился громче.

*****
- Новенькая, да? – устало бросил Ворчун, учитель физкультуры, когда Надя протянула ему помятую справку. – Освобождение, значит. Ладно, не моё дело. Можешь домой идти, если урок последний.
- Я тут почитаю, - тихо ответила Надя и, перехватив уродливую синюю сумку поудобнее, медленно поплелась к лавочке под старой ивой.
- Во, дурная, - хмыкнул Шурик, провожая новенькую взглядом. – Могла домой свалить.
- Да и хер с ней, - ответил Гарик, чеканя футбольный мяч. Он льстиво улыбнулся учителю и спросил. – Антон Михалыч, а мы в футбол гонять будем?
Ворчун не ответил, махнул рукой и мальчишки, весело улюлюкая, помчались на футбольное поле. На Надю, кроме Кострова, никто не обратил внимания. Она так и сидела под ивой, листала учебник и рассеянно улыбалась, когда ветерок взъерошивал её волосы. Костров поморщился, почесал бедро и, мотнув головой, тоже помчался на поле.

На следующий день Наде досталось от Сенцовой и Васильевой. Васильева – крупная, рыхлая девица – ходила за школьной красавицей Сенцовой, как верная собачка. Смеялась над её шутками, так же, как и остальные, изводила Стасика Семёнова и заглядывала лучшей подруге в рот. Поэтому неудивительно, что её внимание в какой-то момент переключилось на Надю.
Сначала Васильева взяла у девочки учебник по геометрии, а когда вернула, сдерживаясь от душившего её смеха, Надя увидела, что у учебника изрядно поубавилось страниц. Но и тогда горбунья промолчала. Она убрала учебник в сумку и принялась записывать в тетрадь решение задачи. Васильеву это покоробило, поэтому на следующем уроке, по русскому языку, она прибегла к помощи Гарика Оскоцкого, который отвлек Надю, а Васильева в этот момент стянула с ничего не подозревающей девочки юбку, заставив почти весь класс взорваться от смеха. Громче всех, понятное дело, смеялась Сенцова. Только угрюмый Костров покачал головой и отвернулся. Но кому было дело до того, о чём думал нелюдимый Костров.

- Странная она, - буркнул он как-то, когда ребята курили за школой, прогуливая черчение. Шурик, рисуя на стене углём очередное ругательство, раздраженно хмыкнул.
- Да лошара обычная, - отмахнулся он и рассмеялся, когда закончил пачкать стену.
- У меня от её взгляда мороз по коже, - не унимался Костров. Он шумно затянулся самокруткой и передал окурок Гарику Оскоцкому. – Вы бы её, это, не доставали бы так, а?
- А что? Невесту нашел? – хрипло заржала Васильева и к ней присоединилась Сенцова.
- Не, - поморщился Вася. – А то вдруг, как с этим, как его… с Бледным получится.

Смех резко прекратился. Гарик вздрогнул и, нахмурившись, посмотрел на Кострова. Степан тоже покачал головой, но тут Шурик Миттельман рассмеялся, разрядив обстановку.
- Ты про дурачка, который в подвале удавился? – спросил он и, когда Костров кивнул, фыркнул. – Да это же бабьи сказки.
- Чо за сказка? – спросила Таня Сенцова. Шурик недоверчиво на неё посмотрел, потом вспомнил, что она пришла в школу только в прошлом году и снова кивнул.
- Да, страшилка местная, - буркнул он. – Костров сам не пойми, что буровит.
- Не страшилка это, а правда. Мне мамка рассказывала, - упрямо мотнул головой Костров. – Она в скорой работает же. К ним его и привезли.
- Короче, лет десять назад в школе пацан один учился. Бледный такой, как призрак херов. Погоняло у него тоже, кстати, Бледный было, - вздохнув, начал рассказывать Шурик. – Лошили его жестко. Пацаны однажды Бледного в туалете догола раздели, а потом в кабинет директора втолкнули. Вою-то было…
- Да с ним чего только не делали. Один хер терпел, - усмехнулся Гарик. – Вечно оплёванный и грязный ходил. Я тогда в первом классе учился, да и то его запомнил. Как со школы домой иду, так Бледного на стадионе убивает кто-нибудь, а тот дурниной ревёт.
- Ну и? – поторопила Танька, взглянув на часы. – Дальше-то что с Бледным этим?
- Чо, чо… - сплюнул на землю Степан. – Удавился, парень. В подвале школьном его нашли, говорят. Он перед каникулами там… того, значит. Не выдержал. И все каникулы там провисел, среди труб и крыс.
- Мамка говорила, что ему крысы пальцы на ногах объели, - добавил Костров и вздрогнул, когда из-за угла вышла Надя. – Блин! Напугала!
- А ты уже обосрался? – рассмеялась Сенцова и посмотрела на девочку сверху вниз. – Подслушиваешь, недотыкомка?
- Нет, - тихо, как и всегда, ответила Надя. – Домой иду.
- Ну так чеши, - пихнул её в спину Шурик. – Ладно. Ну его нахер, Бледного этого. Погнали на физру. Мяч покатаем…
Ребята, весело гомоня, отправились в школу, а Костров, бросив косой взгляд на удаляющуюся Надю, вдруг понял, как ему себя хочется крестом осенить. Понял, покраснел и, сплюнув, побежал догонять одноклассников. Нечего пионеру горбунью какую-то бояться.

*****
После осенних каникул пропал Шурик Миттельман. Он два дня не появлялся в школе, а потом к Ольге Арнольдовне зашла его заплаканная мама. Гарик, Костров, Степан, Васильева и Сенцова, околачивающиеся возле кабинета классного руководителя, дождались, когда мать Шурика войдет, а потом гурьбой привалились к двери, чтобы хоть что-нибудь услышать.

- Он записку написал, что после школы к другу с ночевкой пойдет, - сдавленные всхлипы, раздавшиеся из-за двери, заставили Гарика вздрогнуть.
- Точняк. Он же ко мне собирался, да так и не пришел, - шепнул он, но тут же замолчал, когда на него шикнула Таня Сенцова.
- Я и думала, что он у друга…
- Тише, Елена Алексеевна, - раздался голос Ольги Арнольдовны. – Я сразу вам и позвонила. Сейчас милиция в подвале закончит…
- Ох, блин! – снова прошептал Гарик. Он переглянулся со Степаном, а потом, резко сорвавшись с места, помчался к подвалу.

В подвал, разумеется, никого не пустили. Усталый милиционер в серой форме закурил сигарету, мотнул головой и отвесил Гарику легкий подзатыльник, когда тот попытался проскользнуть ужом за дверь.
- Не положено! – отрезал он и, повернувшись, громко крикнул. – Виталь! Уведи детей отсюда!
- Да что там случилось? – нервно хихикнула Сенцова. Лошадиное лицо Васильевой тоже вытянулось, а толстые губы затряслись от страха.
- Не положено! – повторил милиционер. Когда из темного проёма вынырнул второй, он кивнул в сторону ребят и повторил. – Уведи их. Будут потом в кровати сраться…

Одноклассников Шурика осторожно опросили. Особенно досталось Семёнову и Наде. С ними беседовали трижды, а когда дверь открылась, и бледный Стасик выскочил в коридор, то не сдержался и разрыдался. Надя вышла из кабинета молча, рассеянно улыбаясь, как и всегда. Костров, стоящий у окна и грызущий ногти, вдруг снова ощутил желание осенить себя крестом, когда пересекся взглядами с горбуньей.

- Говорят, что он Стаса доставал перед тем, как пропал, - заявила Наташа Холобудько после того, как весь класс собрался после уроков на стадионе. Не было только Семёнова, которого забрал домой отец.
- Да, ладно, - поморщился Гарик. – Ну, учебником его по горбу осушил. Подумаешь. Костров, а мамка твоя сказала что-нибудь?
- Ага. Говорят, его в подвале нашли. На трубе горячей сидел, - потер вспотевшую шею Костров. Он мельком посмотрел в сторону старой ивы, где сидела Надя, и добавил тише. – Глаза стеклянные и язык черный изо рта висит. Говорят, мол задушили его. Следы пальцев на шее были.
- Ну так отпечатки вон снимут и сразу найдут, - нервно улыбнулся Степан. Костров посмотрел на него, как на дурачка, и покачал головой.
- Вряд ли. Бледного тоже на тормозах спустили.
- Бледный сам удавился, - скривился Гарик. Он еще не осознал, что лучшего друга больше нет, поэтому пытался хорохориться, как обычно. – Хочешь сказать, типа Бледный его задушил?
- Не знаю, - честно ответил Костров и поежился, когда снова пересекся с Надей взглядом. Девочка, как обычно, сидела в тени ивы, читала книгу и рассеянно улыбалась. Костров был уверен, что она слышала каждое слово, но интересоваться её мнением он не собирался, в отличие от Наташи Холобудько.

Она развернула настоящее расследование. Опросила на свой манер одноклассников, съездила в больницу к матери Кострова, откуда её чуть ли не насильно вытолкали, даже в опечатанный подвал как-то умудрилась пролезть. Однако её расследования ни к чему не привели. Официальной версией, которую озвучили всем интересующимся, стала такая нелепица, что даже равнодушный ко всему Степан Колокольцев неодобрительно хмыкнул и покачал головой. Только Гарик Оскоцкий нет-нет, да бросал на Семёнова злой взгляд, когда тот вернулся в школу.

Поначалу казалось, что многое изменилось. Ученики ходили по школе группками, подвала избегали даже старшаки и хулиганы, а местные изгои стали дышать чуть свободнее. Правда потом все быстро вернулось на круги своя.
Гарик Оскоцкий пересел к Степану и принялся день за днем изводить Семёнова, который после происшествия с Шуриком осунулся, похудел и стал очень нервным. Сначала его просто шпыняли кулаком в спину, плевались мокрой бумагой и изредка гадили по мелкому. А потом шутки Гарика стали жестче.

- У, убийца! – шипел он на уроках, пока учитель записывал очередную тему на доске и не мог его слышать. Стасик вздрагивал и морщился, когда могучая ладонь Степана хлопала по спине.
- Из-за учебников задушил? – спрашивал Степан. – Тихоня сраный!
- Да не трогал я его! Не трогал! – рявкал Стас, а потом тушевался, встретившись взглядом с учителями.
- Оскоцкий, Колокольцев, Семёнов!
- Извините, - мычала троица, но через минуту по классу снова начинал ползти шепот Гарика. – У, убийца!

На переменах Стасик тенью скользил от кабинета к кабинету, стараясь успеть быстрее Гарика и Степана. Не всегда ему это удавалось, и одноклассники хохотали, когда в воздухе принимались летать учебники Семёнова.
Наде тоже доставалось, но девочка с рассеянной улыбкой стоически терпела, собирала оплеванные и разорванные книги, складывала их в сумку и продолжала свой путь, подволакивая ногу. Гарик же зверствовал, ничего и никого не стесняясь.

Через пару дней Гарика нашли за углом школы, где он лежал на асфальте с безумной улыбкой, кокетливо зажав в сведенных пальцах окурок. Рядом валялся кусок кирпича, который, судя по всему, упал сверху и пробил Оскоцкому голову.
Хихикающего Семёнова, который то срывался на хриплый визг, то на гортанный вой, забрала скорая, а следователи, обследовав крышу, не нашли там ничего интересного, кроме рассыпавшейся кирпичной кладки у самого края. Случившееся быстро записали в несчастный случай, а учителя гаркали на возбужденную Холобудько, которая сочиняла все более нелепые и фантастические объяснения на переменах. Только Надя по-прежнему рассеянно улыбалась, когда её пытались записать в очередные «убийцы», качала головой и уходила в сторонку с любимыми книжками. Даже Степан стушевался, когда вырвал книжку из рук горбуньи, а потом вздрогнул, встретившись с ней взглядом. Помедлил мгновенье, мотнул головой и, вернув книжку, отошел к одноклассникам. Будь Холобудько чуть внимательнее, она бы заметила, что лицо Степана блестит от холодного пота, а в глазах плещется ужас.

От происшествий был и плюс. Изгоев почти перестали трогать. Хулиганы и старшаки задумчиво слонялись на переменах по школьным коридорам, курили теперь в уголке стадиона и избегали темных углов. Первоклашек пугали Бледным, который душит хулиганов, а если кто-то забывался и отвешивал кому-нибудь пендель, то потом пару недель точно ходил по школе тише мыши и вздрагивал от каждого шороха.
Наташа Холобудько в школьной газете не стеснялась брать интервью у тех, кто якобы видел Бледного, выползающего из подвала в поисках очередной жертвы. Однако лавочку быстро прикрыл директор, вызвав начинающую журналистку к себе и устроив ей выволочку. Со временем и о Бледном, и о Шурике с Гариком тоже забыли.

*****
Первого сентября, после летних каникул, в школу пришел новенький. Высокий, загорелый, жилистый. С холодными, цепкими глазами и натруженными руками. Он вошел в класс вальяжно, лениво посмотрел по сторонам, спокойно выдержал оценивающий взгляд Степана, который сразу понял, что новичок точно станет главным в классе. Затем его взгляд задержался на Наде и жесткое лицо неожиданно расплылось в улыбке.
Новенький подошел к парте горбуньи и ласково приобнял девочку. Та тоже улыбнулась, прижалась к его груди, будто брата родного встретила. Новенький шепнул ей что-то, Надя ответила и покраснела, заставив его рассмеяться.

- Не обижают? – спросил он. Голос хриплый, звучит надтреснуто, словно горло пересохло от жажды.
- Нет, - тихо ответила Надя и снова улыбнулась.
- И не будут, - уверенно ответил новенький, а потом отправился к доске, когда в класс вошла Ольга Арнольдовна.
- Знакомьтесь, ребята. Паша Орлов…

- Да мы из одной деревни, - отмахнулся он, когда одноклассники обступили его на перемене. Сенцова тут же принялась строить ему глазки, как и остальные девчата. Пашка проводил взглядом Надю и, вздохнув, взъерошил волосы широкой ладонью. – У неё родители померли, когда она крохой была. Одна бабка осталась. Вот она её и воспитывала. Вы, надеюсь, не обижали её?
- А что? – недовольно спросил Степан Колокольцев. Новенький сразу перетянул все внимание на себя и Степану было некомфортно. – Она особенная какая-то?
- Как сказать, - блеснул глазами Пашка. Он усмехнулся и шепотом добавил. – Бабка её – та еще ведьма. Вся деревня к ней на поклон ходила. То скотину хворую спасти, то порчу снять. Говорили, что и Надьке дар достался.
- Брехня, - неуверенно протянула Наташка Холобудько. Пашка лишь пожал плечами и заговорщицки улыбнулся.
- Сложно поверить, пока сам не увидишь. Был у нас в школе буйный один. Надьку затравить решил. То учебник разрисует, то в сумку реактивы сольет, то за жопу ущипнет… Нашли его однажды в спортзале. Удавился на веревке.
- Сам? – тихо спросила Васильева. Пашка мотнул головой.
- Вроде, как сам, да только вся кожа у него в синяках была. Надькину бабку тогда позвали, она посмотрела на тело, сплюнула и сказала, что его детки наказали. Мы присмотрелись, а синяки-то, как маленькие ладошки. Словно забили его гурьбой… В школе нашей во время войны немцы целый класс утопили. Вывели первоклашек, в лодку погрузили и на середине реки выкинули. Тех, кто всплывал, веслами по головам… Часто сторожа потом рассказывали, что в коридорах ночью хохочет кто-то, а летом мы сами вопли детские слышали. Будто и правда детки тонут, водой захлебываясь… Боялись все в школу ходить, пока бабка Надькина порядок не навела. Уж не знаю, что сделала, но вроде как помогло…
- У нас тоже двое пропали. Надьку и еще одного пацана травили, - озвучил то, что знали все, Костров.
- Не надо было её обижать. Хоть и хворая она, да только друзья у неё сильные, - вздохнул Пашка.
- Брехня! – повторила Холобудько все так же неуверенно. Но её никто не поддержал. Одноклассники промолчали. А может просто радовались по-тихому, что их Надькины друзья не тронули.

После шестого урока школа опустела быстро. Задержалась только Наташка Холобудько. Она слишком долго убирала учебники в сумку, попросила у Ольги Арнольдовны методичку по физике, но как только увидела, что Надя вышла из класса, крадучись двинулась за ней.
Надя, как обычно подволакивая ногу, медленно брела вперед, а Наташка, прячась в тени, шла за ней. Сердце кольнуло, когда Наташка увидела, что горбунья свернула к подвалу, все еще опечатанному, но любопытство пересилило. Она сосчитала до десяти, затаила дыхание и осторожно выглянула из-за угла.

Надя сидела на полу возле открытой двери в подвал. Из темного провала тянуло сыростью и холодом, но девочке это не мешало. Она открыла сумку, достала вафельную конфету и, развернув хрустящий фантик, положила конфету перед входом в подвал.
- Друг, - тихо сказала она и что-то еле слышно пробормотала. Затем с трудом поднялась, отряхнула колени и медленно пошла к выходу из школы. Наташка собралась последовать за ней, но вдруг замерла, увидев, как из темноты высунулась худая бледная рука с длинными пальцами и цапнула конфету. Сердце забилось сильнее, Наташка попыталась убежать, но ноги стали ватными. Когда послышался слабый шорох, девчонка тихо заскулила от страха и прокляла свой любопытный нос. Из темноты появилось вытянутое жуткое лицо. Серая обескровленная кожа, тонкие губы и вылупленные глаза, затянутые мутной пленкой. Тварь шумно принюхалась, открыла уродливую пасть и моментально сожрала конфету.
- Друг… - прошептала она и неожиданно повернулась в сторону Наташкиного укрытия. Девчонка зажмурилась, не переставая поскуливать, однако, когда рискнула приоткрыть глаз, то увидела, что дверь в подвал закрыта на замок и никакой страшной твари поблизости не наблюдается. Наташка выдохнула, закусила губу и, сорвавшись с места, бросилась к выходу из школы. Подальше от сладковатого запаха падали. Подальше от холодной тьмы подвала. Подальше от бледной твари. Но в ушах по-прежнему звучали слова Пашки: «Хоть и хворая она, да только друзья у неё сильные» и шелестящий шепот, повторяющий одно и то же: «Не… друг».

©Гектор Шульц

Прошло полгода с тех пор, как у Вовки появилась навязчивая идея вызвать суккуба. Посмотрев видео одного недоблоггера, широко известного в узких кругах, Вовка проникся и, ожидаемо, загорелся идеей. Причин для вызова суккуба было ровно три: Вовка не считал себя красавцем и имел упитанный животик. Постоянная подруга, которая не просит взамен ничего, кроме семени. И способности суккуба, позволяющие ей принять любой облик, какой пожелает призывающий. Поэтому Вовка с головой ушел в подготовку.

- Тебе Танька из финансового глазки строит, а ты суккуба вызывать собрался? – лениво спросил Вовку в курилке Марек, его коллега и по совместительству лучший друг.
- Зачем мне Танька, когда я смогу проводить ночи с голливудскими звездами? – сварливо ответил Вовка, листая украденный из областной библиотеки гримуар, невесть каким образом туда попавший. Вовка бросил взгляд в сторону Таньки из финансового и вздрогнул. Танька не была красавицей. Крепкая, коренастая и с заметными пшеничными усиками над верхней губой, она долго пыталась найти любовь. Однако перед её чарами устоял даже Валерий Палыч – тощий начальник АХО, у которого, по слухам, все восставало даже на уборщиц и его неоднократно ловили в кабинках женского туалета. Что уж говорить о других. Поэтому Танька принялась обхаживать Вовку, как только он, такой юный, но уже дебелый, появился в офисе. Вовка снова посмотрел в сторону похотливой коллеги и вздрогнул еще сильнее, когда Танька подмигнула ему. – У неё усы и жопа с кулачок.
- Усы у женщины – признак похотливости, - со знанием дела буркнул Марек. – Сёма, водитель наш, говорил, что она из него чуть душу не вытрясла на корпоративе, когда они в туалете уединились.
- Ну вот Сёма пусть и трясется с ней. А мне суккуб нужен, - отмахнулся Вовка и зашипел, когда пепел с сигареты упал на страницу. – Уйди, чудовище. Не мешай.
- Ну и ладно. Попомнишь мои слова, - обиженно ответило «чудовище» и смяв окурок, стрельнуло им в сторону заплеванного ведра.

Через неделю Вовка преисполнился знаниями и, вооружившись требуемыми компонентами, приготовился к вызову. Для этого он переоделся в чистое: черные шорты и майка с логотипом группы «Gorgoroth». Вовка посчитал, что козлиная башка и пентаграмма порадуют слугу Темного владыки. Затем на небольшой столик, выдвинутый в центр комнаты, Вовка положил ингредиенты, о которых вычитал в гримуаре. Баночка из-под детского фруктового пюре, в которой находилось Вовкино семя – результат яростного двадцатисекундного блуда на любимую порноактрису. Пять черных свечей с АлиЭкспресса. Музыкальная колонка, откуда лилась медитативная музыка и некто страдающий завывал на латыни. Эту запись Вовка купил у местных сатанистов. И последним на стол лег охотничий нож Вовкиного отца, которым тот по семейным легендам убил в лесу медведя. То, что отец вернулся из леса с поцарапанной спиной, воняющий перегаром и сексом, никого не смутило. Главе семейства было принято верить.

- Начнем, - тихо сказал Вовка и, откашлявшись, раскрыл гримуар на той странице, где находилось нужное заклинание. Свечи мрачно мерцали во тьме комнаты, некто, завывающий на латыни, взял высокую ноту и Вовка начал читать. Медленно, обстоятельно, боясь ошибиться. Латынь с трудом давалась ему и перед ритуалом Вовка сначала донимал Марека, чтобы тот поправил его произношение. Марек, будучи не только поляком, но и настоящим католиком, скептично фыркнул, однако другу не отказал, хоть и обозвал дебилом. В который раз.
Пламя свечей дрогнуло и в квартире ощутимо похолодало. Вовка поежился и, отложив гримуар, взял отцовский нож. Затем осторожно надрезал ладонь и пролил кровь аккурат в центр пяти свечей. В коридоре что-то зашуршало, а по Вовкиной спине пробежали мурашки.
- Явись, дочь Лилит. Явись и подари мне небывалое наслаждение, - пискляво крикнул Вовка и закрыл глаза.

На первый миг ему показалось, что ничего не произошло. Холод исчез, как и странные шорохи из коридора. А затем на Вовкино плечо легла чья-то рука. Кожу, даже через ткань, обожгло морозцем, но это было приятное прикосновение. Как и прикосновение упругих грудей, прижавшихся к его спине. Вовкиной шеи мягко коснулись чьи-то губы, а затем медовый голос медленно произнес:
- Открой уже глаза, дурачок. Ты же звал меня.

Вовка нехотя приоткрыл глаза и, шумно сглотнув, повернулся. Повернулся и открыл от удивления рот, увидев, что позади него стоит собственной персоной Стэфи Ди – номер один Порнхаба, звезда фильмов для взрослых и предмет обожания всех мужчин мира. Упругая грудь девушки ровно вздымалась, а соски, казалось, вот-вот прорвут тонкую ткань блузки. «Все, как в кино», - мысленно буркнул Вовка, с жадностью всматриваясь в красивое лицо Стэфи. Это без сомнений была она, разве что глаза были не зелеными, а темно-красными. Полностью. Словно в них плескалось дорогое вино.
- Стэфи? – прошептал Вовка и осторожно коснулся щеки девушки своими пальцами. Кожа была бархатистой на ощупь и прохладной.
- Для тебя я буду кем угодно, - усмехнулась «Стэфи». Блеснули ровные белые зубки и Вовка облегченно выдохнул, увидев, что жутких клыков, которыми его пугал Марек, нет.
- Прими этот дар, дочь Лилит, - в голосе Вовки снова прорезалась плаксивость, однако он собрался с духом и протянул девушке банку со своим семенем. Однако та брезгливо поморщилась и покачала головой. – Но в книге было написано…
- Холодное, скользкое, неживое, - пропела она, обнимая Вовку за шею, и, притянув к себе, жарко поцеловала. – Хочу горячее.
- Ой, едрить… - только и мог прошептать Вовка, а потом растворился в бурлящей страсти.

Первая ночь.

Вовка ожидаемо взял отгул, о чем сообщил Мареку. Тот в подробности вдаваться не стал, но понадеялся, что призванный демон не выпотрошит Вовку, а выбьет греховные мысли из его головы. Однако увидев на следующий день сияющего, как мыльный шар, друга, лишь мысленно ругнулся.

Вовка и впрямь сиял. Разве что синяки под глазами говорили о том, что о сне он наверняка забыл. Марек дождался перерыва, поставил рабочее приложение на паузу и, схватив Вовку за шкирку, потащил в курилку. После чего, пихнув его на скамейку, закурил сигарету и кивнул.
- Рассказывай, - велел он.
- Это было замечательно, - глупо улыбнулся Вовка и, зевнув, устроился поудобнее.
- Вызвал?
- Ага.
- Суккуба?
- Суккуба.
- И как она? – осторожно поинтересовался Марек. – Красивая?
- Очень, - мечтательно протянул Вовка и, хитро посмотрев по сторонам, задрал футболку. Марек присвистнул, разглядывая засосы и царапины на груди друга. Вовка повернулся и похвастался другими. – Круто? Настоящая дьяволица. Всю ночь и весь день, дружище, прикинь? Без остановок вообще.
- Брешешь, - добродушно обронил Марек, но Вовкина улыбка навела сомнения. – И она реально превращалась в кого захочешь?
- Ага. И позволяла делать с собой все. Сначала она была Стэфи Ди…
- Стэфи Ди? С Порнхаба? – удивился Марек.
- Она самая. Я и пяти секунд не продержался.
- Оно и понятно. У тебя секс последний раз лет двадцать назад был и то во сне, - буркнул Марек, закуривая еще одну сигарету. – А потом?
- Потом… - Вовка лукаво подмигнул и принялся загибать пальцы. – Скарлетт Йоханссон, Инбар Лави, Анджелина Джоли, Наташа из рекламного отдела, Машка...
- Бывшая? – спросил Марек. – Ты мог себе любую женщину представить, а представил бывшую? Вова, ты редкостный балбес.
- Не, не. Это была другая Машка. Горячая, живая и страстная. Мы диван раздолбали. Завтра поеду новый покупать.
- И что она берет за это? Ну, суккуб твоя.
- Сам знаешь, - Вовка покраснел. Марека передернуло.
- Фу.
- Чего, фу? – обиженно протянул Вовка.
- Представил, как ты в Анджелину Джоли изливаешься и трясешься от радости, - поморщился Марек и заржал, когда друг обиженно поджал губы. – Ладно, забей. Осторожнее только. Не увлекайся. Все ж это демон ночи, нам в школе такого о них рассказывали.
- Прекрасный демон ночи, - шепнул Вовка и, с трудом поднявшись со скамейки, двинулся ко входу в офис. – Пошли. Скорей бы выходные уже.

Вторая и третья ночь.

Выходные прошли в сексуальном угаре. Вовка отключил телефон и с чистой совестью отдался наслаждениям. Суккуб послушно исполняла все его желания и лукаво посмеивалась, когда Вовка, шумно дыша, отправлялся на балкон, чтобы выкурить сигаретку. Когда он возвращался, то его на кровати ждала очередная знаменитость. Вовкин список был весьма большим, как и сексуальный голод, который он старался утолить всеми силами.

- Кого ты хочешь еще? – пропела суккуб, лежа рядом с Вовкой на кровати и поглаживая его круглый животик ладонью. – Твое желание – закон для меня.
- Пока хочу просто немного отдохнуть, - улыбнулся Вовка, поцеживая пиво. Свободной рукой он ласкал грудь очередной звезды. На сей раз демонесса приняла облик Дэми Мур из фильма «Стриптиз», который Вовка частенько любил пересматривать.
- Я проголодалась, - промурлыкала суккуб и, прильнув к Вовке, жадно поцеловала его. – Такой напор, такая страсть.
- Ты знаешь, как разжечь мою страсть, - рассмеялся Вовка и, поставив пиво на пол, притянул демонессу к себе.

*****
Марек чертыхнулся и, прослушав очередные длинные гудки в телефоне, покачал головой. Вовка забыл о том, что они собирались в бар, пропустить пенного и посмотреть футбол. Хотя эти посиделки он никогда не пропускал.

Четвертая, пятая и шестая ночь.

Марек хмуро смотрел в монитор, заполняя рабочую таблицу. Изредка он оглядывался и со все той же мрачной миной обводил взглядом пустое рабочее место друга. Вовка пропустил три дня, взяв больничный. «Простуда», - коротко сказал он боссу, но Марек знал истинные причины этой «простуды».

Вечером он дошел до Вовкиного дома и, поднявшись на четвертый этаж, вдавил кнопку звонка до упора. Однако скрежета ключа не последовало. За дверью приглушенно играла музыка и слышались знакомые Мареку звуки. Вовка отрывался на полную катушку.
Выкурив сигарету, Марек позвонил в дверь еще раз и, затушив окурок о подошву ботинка, спустился вниз по лестнице и отправился домой.

*****
Вовка вышел на работу через три дня. Бледный, осунувшийся, но счастливый, он скользнул на свое место, проигнорировав всех: босса, который удивленно замер возле кулера, Марека, и даже Наташу из рекламного, по которой пускал слюни. Когда-то.
Запустил рабочее приложение и погрузился в работу. Изредка он прерывался и, достав телефон, что-то внимательно изучал. Марек, проходя мимо, поджал губы, когда увидел на экране Вовкиного телефона фотографии красивых женщин: актрис, моделей, порно-моделей. И вздрогнул, когда Вовка внимательно посмотрел на друга.

- Кажется, я влюбился, - глупо улыбнулся он. Взгляд Марека похолодел до минус тридцати и он, схватив Вовку за шкирку, потащил того в курилку.
- Влюбился? – строго переспросил он, закуривая сигарету. Бледный Вовка кивнул и снова расплылся в улыбке. Только сейчас Марек заметил, как изменился его друг. Раньше Вовка был упитанным толстячком, на щеках которого всегда играл румянец. Сейчас же перед ним сидел грустный призрак старого Вовки. Впалые щеки, бледные, обескровленные губы, царапины и засосы на шее. Вовка выглядел так, словно из него медленно вытягивали жизнь.
- Она прекрасна. В каждом из своих обличий, - продолжил Вовка, не обращая внимания на суровый взгляд Марека. – Прикинь, вчера я принимал ванну с Мэрилин Монро, а потом был ужин с Синди Кроуфорд. Помнишь, у меня плакат в комнате висел? Вот точь-в-точь такая же. Молодая и прекрасная.
- Вова, она душу из тебя сосет! – рявкнул Марек, но Вовка даже ухом не повел. – Она – демон, дурная ты башка!
- И что? – глупо улыбнувшись, пожал плечами Вовка. – Меня никто так не любил, как она. Никто не говорил мне столько добрых и нежных слов, как она. Никто, Марек. Никто. Я, наверное, уволюсь.
- Чего?
- Уволюсь, говорю, - повторил Вовка. – Даже минута без неё – это дикая боль. Интересно, кем она сегодня будет…
Вовка снова унесся в свои мысли, а Марек думал, закуривая уже третью сигарету. Плевать, что он получит штраф за опоздание с перерыва. С Вовкой и его новой любовью надо было что-то делать.

Седьмая ночь.

Марек бесцельно слонялся возле Вовкиного дома. Желтый свет фонарей хоть немного разгонял тоску и тьму, но на душе все равно было паскудно. Поиск в интернете не дал ничего: Марек прошерстил все сайты, даже пообщался с сатанистами, которые продали Вовке заунывную мелодию для вызова духов. Все сводилось к одному: суккуб оставит свою цель лишь в двух случаях. Пока не заберет душу и пока жертва сама не прогонит демона. В Вовкином случае оставался только один вариант. Марек сплюнул на асфальт, глотнул коньяка из фляжки для храбрости и направился к Вовкиному подъезду.

- Открой, - твердо сказал он, стоя перед дверью в Вовкину квартиру. Возня внутри на миг прекратилась, а потом послышался сдавленный стон удовольствия. Марек удивленно попятился, поняв, каким прекрасным был голос, а потом свел ноги вместе, пытаясь скрыть интерес к обладательнице голоса.
- Открой, - повторил он и, сжав зубы, добавил. – Я знаю, что ты меня слышишь. Не заставляй орать латынью на весь подъезд!

Ключ лениво провернулся в замке и дверь в Вовкину квартиру открылась. На пороге стояла симпатичная девушка со смутно знакомым Мареку лицом. Она улыбалась, но темно-красные глаза внимательно следили за каждым движением Марека. Улыбка дрогнула и пропала, когда девушка заметила в руках Марека розарий – черные бусины слюдяно поблескивали, ловя свет тусклой лампочки на площадке, а простой серебряный крест лениво покачивался туда-сюда.
Марек отметил красоту девушки. Упругая грудь, темная татуировка на внутренней стороне бедра, пепельные волосы. Однако девушка неожиданно грустно хмыкнула и посторонилась, пропуская его в квартиру.
- Входи, - тихо сказала она и Марек ощутил, как грусть медленно стискивает его сердце.

Вовка с блаженной улыбкой лежал на мокрой от пота кровати. Он скользнул ленивым взглядом по Мареку, однако не пошевелился. Девушка, присев рядом с ним, ласково коснулась пальцами головы Вовки и прошептала:
- Спи. Спи и ни о чем не беспокойся. Нам просто надо поговорить.
- Я тебя… - Вовка не договорил и, сонно почмокав губами, тут же уснул.

*****
Марек сидел на кухне, настороженно смотря на ту, кто стоял напротив него. Суккуб приняла облик Олеси – девушки с работы, к которой Марек тщетно пытался найти ключик. Только эта «Олеся» не вызывала в нем никаких чувств.
- Я понимаю твой страх. Многие так себя ведут, когда старые сказки оказываются не сказками, - нарушила молчание демонесса. Марек промолчал и пригубил коньяк. Во фляжке оставалось еще на три глотка, но коньяк так приятно согревал, что Марек не стал сдерживаться и выпил остатки.
- Ты заберешь его душу? Ведь так? – хрипло спросил он, сжимая кулак с четками. Бусины блестели так же ярко, как и глаза суккуба.
- Он сам её отдает, - робко улыбнулась девушка, услышав Вовкин храп из спальни. – Как и каждый, кто призывает меня. Они хотят то, чего не могут получить. И готовы расстаться ради этого с самым ценным. Тебе ли не знать.
- Сложно справиться с искушением? – буркнул Марек. Девушка кивнула. – Понимаю. Вовка всегда себя недолюбливал, считал, что недостоин чего-то.
- И ты не остановил его, - тихо добавила суккуб.
- Нет. Если он вбил себе что-то в голову, то сделает. Он в детстве на спор в гнездо со змеями полез. Ради Светки с Рязанки, - криво улыбнулся Марек. - Так-то он нормальный, просто со своими загонами, которыми многие пользуются.
- Я не пользуюсь, - поджала губы демонесса.
- Знаю. Тебя такой создали, - Марек улыбнулся, увидев в темно-красных глазах удивление, и кивнул. – Читал, слышал. Демоны ночи, которых создали ради одной цели. Искушать, пока душа не окажется в ваших руках.
- Значит, ты знаешь, что я не могу просто так оставить его.
- Знаю, - снова кивнул Марек. – Но ты оставишь его, если другой встанет на его место.
- Хочешь отдать свою душу? – насмешливо спросила суккуб и на этот раз в глазах загорелся недобрый огонек. – Знаешь, что я с ней сделаю?
- Все, что захочешь. Но он мой друг, а я не остановил его, надеялся, что очередная блажь, как желание открыть свой бордель и бесплатно заниматься сексом.
- Не верил, что ему удастся вызвать меня?
- Не верил. Думал, что подурачится и все. Кто же знал, как все выйдет, но Вовка упертый, - ответил Марек и, поднявшись со стула, протянул демонессе ладонь. – Отдаю себя взамен. Принимаешь ли ты мой дар?
- Принимаю, - лукаво улыбнулась она и взяла его за руку.

*****
- Видать, напортачил я с ритуалом что-то, - хмуро буркнул Вовка, закуривая сигарету. Прошел месяц, как он вернулся на работу. Бледность еще не пропала окончательно, но румянец все же заиграл на Вовкиных щеках.
- Она ушла? – лениво спросил Марек.
- Ага. Я пытался еще раз призвать…
- Оставь уже это, - Вовка вжал голову в плечи, когда Марек фыркнул. – Не получилось и не получилось.
- Но странное в другом, дружище, - чуть подумав, ответил Вовка. – Она будто стирается из памяти. Я почти ничего не помню.
- Угу. Или тебе все приснилось, дурья башка, - рассмеялся друг и неожиданно серьезно добавил. –Это тебе не гнездо змей, где повезло, что тебя не тяпнули. Тут все куда серьезнее, Вовка. Ну его, оккультизм этот.
- Знаю, - пожал тот плечами и, смяв окурок, бросил его в ведро с мутной жижей. – Ладно, пошли. Не хочу босса гневить. И так он взъелся на меня за что-то…
Марек тактично умолчал «за что» и, хлопнув друга по плечу, поплелся следом.

*****
Вернувшись домой, Марек прислонился спиной к шкафу в коридоре и вздохнул. А потом улыбнулся, когда услышал медовый голос.
- Тебя не было слишком долго, - из темноты сверкнули два горящих карбункула, но Марек лишь рукой махнул.
- Да, ладно. Стандартная восьмичасовая смена. Есть хочешь? – спросил он, разуваясь и ставя ботинки в шкаф.
- Хочу, - игриво ответил голос, а потом кто-то виновато шмыгнул носом, когда Марек снова вздохнул. – Устал?
- Немного, день был странным. Давай закажем пиццу?
- Пицца? Что это? Как борщ? Мне нравится борщ…
- Да, как борщ. Тебе понравится, вот увидишь, - улыбнулся Марек, проходя на кухню. Там его дожидалась красивая девушка в полупрозрачной блузке на голое тело. Она восседала на кухонном столе и игриво покачивала стройной ножкой. Марек покачал головой и пожурил девушку пальцем, заставив смутиться. – Ну и что это?
- Привычка, - фигура девушки дрогнула, контуры расплылись и в воздухе ощутимо запахло серой. Марек кивнул и подошел ближе.

На кухонном столе сидело странное создание. Стройная, молодая девушка, только с темно-красной кожей, небольшими рожками, проглядывающими сквозь густые черные волосы, и с длинным хвостом, который дернулся, когда Марек подошел к столу.
- Незачем себя стесняться, - тихо сказал он. – Тем более со мной.
- Но меня любят другой. Я могу всё. Только скажи, - парировала она, опуская голову. Марек поднял её подбородок пальцами и, улыбнувшись, нежно поцеловал в губы.
- А мне ты нравишься такой, - добавил он после поцелуя. Глаза суккуба блеснули, а на губах появилась игривая улыбка. – Так что? Пиццу будешь?
- Да, душа моя, - кивнула она, положив голову ему на плечо. Марек вздохнул и нежно пропустил черные пряди сквозь пальцы.
- А если я еще раз проснусь со своей шестидесятилетней учительницей по физике, я тебе жопу нарумяню, - строго сказал он. Суккуб в ответ мелодично рассмеялась и притянула его к себе.

Этот странный человек не просто отдавал ей свою душу. Его душа не истончалась, как прочие, после жаркой ночи. Она светилась все ярче и ярче с каждым разом. Она светилась и в ней, медленно, но верно заполняя чернильную пустоту, которая была ранее. Он не хотел образы, что она навевала. Он хотел её.

«Друг».
© Гектор Шульц

- Привет. Меня Женькой зовут, - представился загорелый мальчишка и протянул ладошку. – Погнали крапиву палками лупасить?

С Женькой я познакомился на даче, которую мои родители купили, когда мне было восемь лет. Женька и его родители были нашими соседями, поэтому неудивительно, что я встретил его на следующий же день после приезда. Он сидел на высоком дереве, как маленькая чумазая обезьянка и трескал черешню, а увидев меня тут же спрыгнул, чтобы представиться. Через десять минут мы с ним пошли бить крапиву палками, причем Женька одолжил мне один из своих мечей – тяжелый, гладко отполированный черенок от лопаты или граблей.

- Это армия злого короля Крапивуса, который хочет зажалить всех жителей королевства! – пафосно верещал Женька, вздымая над головой свой меч – плоскую доску, пробитую ржавым гвоздем.

- Лишь два воина способны дать ему отпор и сойдутся они в неравной схватке с полчищами врагов, - подыграл я, вызвав у Женьки радостную улыбку. Он заулюлюкал, взмахнул своим мечом и ринулся в заросли крапивы. Я чуть посомневался, но все-таки помчался за ним, чтобы новообретенный товарищ не уличил меня в трусости.

- Эх, знатно полупасили, - буркнул он, чухаясь, как наш дворовый пёс Барон, которого любила вся детвора.

- Ага, - ответил я, с наслаждением раздирая ногтями собственную руку. Армия Крапивуса дала серьезный отпор, но что она может противопоставить двум яростным рубакам.

- А погнали шалаш строить? – вдруг спросил Женька и его глаза радостно заблестели. – У меня тут есть на примете местечко.

- А погнали, - засмеялся я и мы с Женькой помчались вверх по улице, к пустырю, на котором стоял заброшенный покосившийся домик.

Почти все лето мы провели с Женькой на даче, а когда он с родителями уезжал, мне становилось необычайно тоскливо. Не помогал даже «Хоббит» и любимые сказки, в которые я любил проваливаться с головой. Зато, когда к соседнему участку подъезжал оранжевый «Москвич», я первым нёсся его встречать, потому что был уверен, что на заднем сиденье нетерпеливо ёрзает мой друг.

- Погнали на речку, - все так же задорно блестя глазами, выпаливал он, только выбравшись из машины. – Мне папка свою удочку старую отдал.

- Погнали! – так же радостно отвечал я. С Женькой я готов был бежать хоть к черту на рога, потому что знал – это будет весело.

Женькины родители приезжали на дачу только в выходные, а мы с мамой почти все лето проводили за городом. Поэтому я слонялся с понедельника по пятницу, а с вечера пятницы начинались приключения, как только оранжевый «Москвич» появлялся на горизонте.

Выходные пролетали за один вдох, но какими же упоительными они были. Мы с Женькой лупили крапиву, причем он каждый раз придумывал продолжение истории про злого короля Крапивуса. Строили шалаш, лазили в заброшенный дом искать призраков, обрывали черешню на соседском участке, рыбачили и, устроившись на теплом песке, жгли костер, чтобы испечь в нем картошку, потому что рыбаки из нас были те еще.

Когда летние каникулы кончились и настала пора прощаться, мы с Женькой обменялись телефонами и скрепили дружбу клятвой, пообещав не теряться. И каким же счастьем для меня стало то, что Женька оказался моим соседом и в городе. Он жил через дорогу от моего дома, ходил в ту же школу, поэтому дружба лишь крепла день ото дня. После школы, зимой, мы неслись на старое водохранилище, где катались на ледяных плитах. Потом, замерзшие и хрустящие, неслись во двор, чтобы слепить снежную бабу или просто поиграть с соседскими пацанами в снежки. Весной мы слонялись по двору и мечтали о лете, когда не будет школы, зато будет дача, наш шалаш, речка и печеная картошка.

- Да я запросто речку переплыву! – запальчиво воскликнул Женька, когда мы, накупавшись, загорали под жарким июльским солнышком. – Туда и обратно. Сто раз так делал, пока ты от абрикосов немытых животом маялся.

- Да я тоже переплыву, - не так решительно, но упрямо буркнул я, чтобы Женька меня зауважал. Но он лишь фыркнул и скептично покачал головой.

- Ну давай махнем. Туда и обратно. Или боишься? – сверкнул он глазами и поднялся с песка.

- Да вот еще! – возмутился я и встал рядом с ним. – Ну, погнали?

- Погнали, братка! – радостно засмеялся Женька и с разбегу влетел в теплую воду, после чего яростно заработал руками и ногами. Я улыбнулся и бросился за ним.

Правда мы переоценили свои силы. Я уж точно. Примерно на середине реки ноги свело судорогой, и я начал уходить под воду. А течение на середине сильное, так и норовит отнести подальше. Я видел Женькину голову. Он продолжал плыть, но делал это как-то вяло. Лишь изредка пытался меня подбодрить.

- Давай… обратно, а? – отплевываясь, бросил он. Я промолчал и, нырнув, с трудом развернулся в сторону берега. Женька сделал то же самое и поплыл позади меня. Я знал, что он плывет за мной, потому что слышал его голос. – Давай, давай. Чуть-чуть… еще.

Боль от судорог стала невыносимой, но я кое-как еще держался. Наглотался речной воды, меня мутило, но я отчаянно сражался, пока не вывалился на песок, жадно хватая ртом воздух. Меня колотило, зубы стучали, как у людоеда из английской сказки, которую я любил читать на ночь, но в груди горела гордость. Доплыл!

Женька выбрался на берег позже меня и вид имел такой же бледный. Синие губы нехотя расползлись в улыбке, но в глазах все так же сверкали безумные чёртики. Какое-то время мы просидели молча. Просто тряслись и жались друг к дружке, несмотря на жаркое солнце и горячий песок.

- А лихо мы… да? – отдышавшись, протянул Женька. Я молча кивнул, потому что сил не осталось совсем. Женька чуть подумал и тихо спросил: - Может, по домам, братка? Что-то я устал сегодня.

- Я то-тоже, - лязгая зубами ответил я, заставив друга рассмеяться.

- Вижу. Тогда до завтра? Или вечерком может рыбку сходим половить?

- Видно будет, - через силу улыбнулся я. Женька улыбнулся и, поднявшись с песка, махнул мне рукой.

- Тогда погнали, а то родители ругаться будут. Весь день купаемся, потом не пустят.

Но вечером оранжевый «Москвич» уехал в город. Наверное, у Женьки температура поднялась или проболтался родителям о нашем неудачном заплыве. Я тоже чувствовал себя неважно, но стоически молчал, когда мама принималась меня пытать.

- Накупались просто, - улыбался я, через силу. – Устали. Сделаешь чаёк, мам? Горячий, с вареньем.

- Ох, ребятня, - качала мама головой. – С вами седина раньше времени вылезет.

*****

Через год родители Женьки продали дачу. Как он сказал: «устали». Я понимал их прекрасно. Мне и самому порой жутко надоедало копаться в огороде или проводить весь день, собирая вишню, вместо того, чтобы купаться и носиться с Женькой по улицам в поисках приключений.

Так лето стало скучным и не мог дождаться, когда же мы вернемся в город. Потому что там меня ждал Женька. Порой родители уезжали на дачу без меня, а за мной присматривала только бабушка. Но я пользовался этим и домой заявлялся глубоко за полночь.

С Женькой мы лазили по крышам в поисках голубиных гнезд. В одном даже как-то нашли птенцов: сморщенных и уродливых. Но Женька вдруг умилился и не хотел уходить, пока я силком не увел его.

- Такие махонькие, братка, - прищурившись от яркого солнца, говорил он, когда мы лежали на нагретой солнцем крыше, подставив свои белые тела жарким лучам. – И беззащитные.

- Кошки сюда не лазят. Чердак же закрыт, я вон ключ стырил, чтобы на крышу залезть, - улыбнулся я, смотря на друга.

- И это радует, - серьезно ответил Женька. – Только это, без меня на крышу не шастай. Не по-дружески это! Свалишься еще, что я тогда один делать буду?

- Иди ты, - рассмеялся я. Женька тоже загадочно улыбнулся и, потянувшись, довольно крякнул.

- Эх, хорошо лежим, а?

- Хорошо, - соглашался я, переворачиваясь на живот.

Порой мы ходили к водохранилищу, но купался только я. Женька обычно валялся на солнышке и кокетничал с девчонками, которые делали вид, что его не замечают. Но когда Женьку это останавливало. Он и меня умудрялся подначивать.

- Там одна вон, в голубом купальнике, тебе глазки строит, - ехидно говорил он. – Что, зазнакомишься пойдешь?

- Нафиг надо, - краснел я, ловя заинтересованный взгляд девчонки в голубом. – Еще я за девками не бегал.

- Трусишка ты, братка, - смеялся Женька и, закрыв глаза, довольно жмурился, нежась под солнышком.

*****

Так мы и росли вместе. Вместе учились, вместе открывали новое, вместе противостояли трудностям. С Женькой я попробовал первую сигарету и первый алкоголь. Смешно это было.

- Фу, дрянь какая, а? – сплюнул он на землю и протянул мне тлеющую «Приму».

- Старшие пацаны курят, - отвечал я, затягиваясь горьким дымом. В железной кружке было налито вино и мне оно нравилось больше сигарет. Похоже на компот, от которого голова становится легкой.

- Взрослеют, - тоном знатока замечал Женька, поднимая свою кружку с вином. – Твое здоровье, братка.

- И твое, - улыбался я.

Голова шумела, но нам было хорошо. Я чувствовал, что взрослею. Наверняка и Женька думал так же, потому что иногда он замолкал и думал о чем-то своем. Потом улыбался неведомым мыслям, затягивался и выпускал к небу струйку дыма.

*****

- Здоровый бычара, - сказал Женька с сомнением смотря на моего противника. Гаврилова из десятого «Б». Тот разминался напротив и злобно стрелял глазами в нашу сторону. Я лишь сосредоточенно кивнул, играя с ним в гляделки. На перемене Гаврилов врезал мне портфелем по спине, и я полетел вниз по лестнице, лишь чудом не сломав себе шею. Подлетев, я треснул его по жирной роже и выпалил, что жду после школы «раз на раз». Гаврилов согласился. Он всегда искал драки и от предложений «раз на раз» никогда не отказывался. Я тоже не мог отказаться, потому что тогда стал бы таким же, как Сопля – тихоня из моего класса, до которого только ленивый не докапывался.

- Большой шкаф громко падает, - ответил я отцовской поговоркой.

- Братка, смотри, - зашептал вдруг Женька, показывая в сторону Гаврилова. – Он на левую ногу хромает чутка.

- И что? – тихо спросил я, нахмурившись.

- Его неделю назад на футболе Данилов срубил.

- И?

- Вот ты дурной, - хмыкнул Женька. – Влупи ему по ноге, а как свалится, добей. И близко не подходи, он тебя задавит массой. На расстоянии работай, ногой отбрыкивайся и он сдохнет быстро.

Я сделал, как советовал Женька. Дождался замаха огромного кулака Гаврилова, ушел в сторону и со всей силы зарядил ему по травмированной ноге, вызвав одобрительные вопли. Поймав краем глаза Женьку, я увидел, что тот улыбается и кивает. Дождавшись, когда Гаврилов упадет, я насел на него и от души принялся молотить кулаками по ненавистной роже, пока меня не оттащили одноклассники. Странно, но Гаврилов улыбался и, поднявшись, даже хлопнул меня по плечу, после чего отошел в сторону, хлюпая разбитым носом и глотая юшку.

- Неплохо ты его треснул, - уважительно буркнул Женька, провожая Гаврилова взглядом. – Симпатий вон тоже заслужил. Макаренко с тебя глаз не сводит.

- Ну тебя, - рассмеялся я, закидывая за спину рюкзак. Но все же не утерпел, повернулся. И увидел Машку Макаренко, которая застенчиво улыбалась и смотрела на меня.

- Друзей слушать надо, - наставительно сказал Женька. – Не давай себя задирать и тебя будут уважать.

*****

Я слушал друзей, но Женьку слушал больше. Он словно знал то, чего другие не знали. Его советы, редкие, но меткие, всегда оказывались в тему. Сколько раз он тормозил меня на студенческих попойках, когда я готовился перейти грань, сосчитать сложно.

- Заканчивай, - пьяно возмущался он, отодвигая от меня бутылку пива. – Я тебя домой не понесу. Меня б кто отнес.

- Ты и сам дойдешь, - смеялся я, но Женьку слушал.

- Ты, братка, как перепьешь, так сам не свой становишься. На приключения тянет, только толку-то от таких приключений. Геморрой себе на жопу заработаешь и все. Водички попей, полегчает, - заметил он, когда я вдруг позеленел. – Говорил тебе, дураку, не мешать. Фиг послушался.

- Да, да. Говорил, - фыркал я, залпом осушая стакан воды. Женька пьяно качал головой и смеялся в ответ.

- Ну-ка, погодь, - тормозил он меня, когда мы возвращались домой затемно, и указывал куда-то в сторону нетрезвой рукой. – Там типы какие-то мутные сидят.

- И чо? До двоих не полезут, - воинственно хмыкал я, но Женька вздыхал и смотрел на меня, как на деревенского дурачка.

- Удивляешь ты меня порой, братка. Давай на Черкасова свернем, а там на Магистральную выйдем. По свету идти безопаснее.

- Да ладно. Когда ты гопарей-то пугался? – рассмеялся я. Женька шикнул, уловив движение в темноте и заинтересованные взгляды.

- Никогда, - честно ответил он. – Но сейчас я за тебя отвечаю, как самый трезвый. Будут еще драки, а в такие драки надо с трезвой башкой лезть. Запомни и не забывай.

- Конечно, учитель, - дурашливо отвечал я, заставляя Женьку смеяться.

Мы ныряли в темный переулок и выходили на Магистральную, где всегда горел свет и было многолюдно. Тут Женька расслаблялся, выпрямлял грудь и весело подмигивал проходящим девчонкам, которые его почему-то не замечали, смотря только на меня.

- Ну, кто-то должен быть умным, а кто-то красивым, - отвечал Женька, когда я подкалывал его по этому поводу. – Чеши, дон Жуан, пока не споткнулся и не растерял свой шарм по асфальту.

*****

Так получилось, что именно Женька помог мне познакомиться с будущей женой. Мы сидели у меня дома после работы, пили пиво с раками и периодически отвлекались на сайт знакомств, чья страница была открыта на моем ноутбуке.

Женька без стеснения комментировал анкеты девушек, словно видел куда больше, чем я. А я заливисто хохотал над его комментариями.

- Эта нет, - буркнул он, тыча в экран пальцем. – Эта будет тебя по дому скалкой гонять, а когда ты высохнешь, на стену прибьет, как чучело. Точно говорю, братка. Помнишь, ты с Ленкой встречался? Вот эта еще хуже будет.

- Вспомнил, блин, - нахмурился я, выводя на экран следующую анкету. – А эта?

- Взгляд стервозный. Вроде миленькая, в очочках, а внутри черная. Зуб даю, - мотал головой Женька.

- Тебе не угодишь, - ворчал я, щелкая мышкой. – Разборчивый слишком. Поэтому и один.

- А я может принцессу ищу! – вскинулся Женька. – Я победил короля Крапивуса, а ты мне каких-то страховидл сватаешь? Только принцесса и точка!

- Ладно, ладно. Победитель… - я не договорил, потому что Женька вдруг замолчал и улыбнулся, смотря на экран.

- А вот эта хороша.

- Ну, да. Миленькая, - кивнул я, рассматривая фотографию симпатичной девушки, которая прижимала к груди пушистого кота и мило улыбалась в камеру.

- И имя нормальное. Наташа, - добавил Женька. – Не то что все эти Анжелы, Огни твоих чресел, Златокудры и Те самые. Глаза добрые, улыбка тоже.

- Ладно, искуситель. Напишу, - рассмеялся я и поднял бутылку. – Будем, братка?

- Будем, - усмехнулся Женька и еще раз загадочно посмотрел на экран. – Точно будем.

*****

В ночь перед свадьбой мои друзья спали в соседней комнате. Утомились и теперь видели цветные сны. На кухне сидели только мы с Женькой. Пили чай и негромко болтали.

- Я как знал, а? – горделиво выпятил он грудь. – Наташка же золотце.

- В кои-то веки ты попал в точку, - съязвил я и, вздохнув, хлопнул Женьку по плечу. – Спасибо тебе…

- Чего? – искренне удивился он. – На философию потянуло? Ты ж вроде не пил. Или бахнул себе коньяку вместо чая?

- Нет. Просто вспомнил, что редко тебе спасибо говорил. Настоящих друзей мало, а ты у меня такой один, - ответил я честно. Женька вдруг посерьезнел и заглянул мне в глаза. – Сколько раз ты меня вытягивал из всякого? Я, как слепой котенок, в самую грязь лез, а ты меня за хвост и на дорогу возвращал.

- Это да. Для того друзья и нужны, - хмыкнул Женька. В его глазах зажглась грусть. Да и улыбка была неловкой. Он на секунду задумался и просиял. – А помнишь лето на даче? Ну, когда мы познакомились?

- Шутишь?! Конечно помню, - кивнул я. Женька откинулся на стуле и сплел на груди руки.

- Я ж тогда, как почувствовал, что этот вот скромный пацан станет моим браткой. Потому и променял черешню на тебя.

- Ну, спасибо, - рассмеялся я, но Женька был серьезен. Он помолчал немного, поднял голову и посмотрел на часы, висевшие на стене.

- Пора мне. Да и тебе отдохнуть надо.

- В смысле, пора? – удивился я. Женька поднялся со стула и грустно мотнул головой. – Свадьба ж. Какая свадьба без лучшего друга-то? На кухне постелю, а завтра…

- Эх, братка. Забыл, что ли, снова? – тихо спросил Женька, кладя руку мне на плечо. – Я ж утонул тогда. Двадцать восемь лет назад. Когда мы речку переплыть захотели. Забыл. Снова.

- Но ты же рядом был. Всю жизнь. А сейчас уходишь, - упрямо буркнул я. В глазах защипало и Женька, увидев мои слезы, улыбнулся.

- Ага. Был. А сейчас пора мне, правда. Задержался я, а за тобой теперь Наташка присмотрит. Хорошая она, не зря искал столько, - в его глазах блеснули знакомые чёртики. – И все у вас хорошо будет.

- Правда? – я поднял мокрые глаза на Женьку. Тот улыбнулся в ответ и кивнул.

- Конечно. Ты ж мой братка. Как я могу тебе врать? – вздохнул он и ласково взъерошил мои волосы. Потом снова посмотрел на часы и опустил голову. – Будем?

- Будем, - прошептал я в пустоту. Женька ушел, а я сидел один на кухне. За окном забрезжил рассвет, но на душе почему-то было спокойно. Я улыбнулся и, посмотрев в окно, добавил. – Прощай. Братка...